Исповедь медведицы

Что мы знаем о чувствах, пережи­ваниях, мыслях животных? Многие считают, что они живут только инстин­ктами, что мысли присутствуют толь­ко у человека. Мы не вникаем глубоко в мир животных, в большинстве своем не можем, да и не хотим с ними об­щаться. Хотя тот, кто имеет дома кош­ку или собаку и хоть как-то с ними близок, начинает понимать их.
Но до полного понимания все же далеко, ведь животные общаются те­лепатически. Они передают друг дру­гу образы в виде картинок, и только эмоции передают рыком, лаем, писком, урчанием и т.д. Они это делают толь­ко для подтверждения “сказанного”.
Мы не задумываемся, но животные тоже имеют свои привязанности, чув­ства, переживания. Их мир, так же как и наш, полон различных ощущений, в нем есть минуты радости, счастья, но также и минуты горя, разлуки, стра­даний. У каждого из них свой харак­тер, своя судьба.
С помощью осознанного сновидения можно попасть в их мир, почувствовать себя ими. Ведь только так, ощутив себя мохнатым существом, можно до конца понять причины его поведения, его пе­реживания и страхи, привязанности к близким.
Сегодня я расскажу историю бурой медведицы. Ее переживания казались яркими, подчас человеческими, но одновременно с этим довольно трудно выразить все это человеческим языком, ведь многие наши понятия отсутствуют в ее мире. Поэтому я попыталась их описать словами, которые полнее бы передали ее впечатления, конечно, заменяя их для краткости привычными для нас оборотами. Ведь в ее понимании нет таких понятий как дочь, мать и т.д. Она просто чувствует различные оттенки родства с ними.

...Осень. Уже начали желтеть листья. Потянуло холодом. Стылый ветер гонит мелкие волны по воде.
Здесь, в тихом лесу у небольшой реч­ки встречает осень бурая медведица. Она бродит между высоких старых сосен и елей такая же темная и мохнатая, как и этот глухой хвойный лес.
Недавно вернулась в эти края ее дочка, прогулявшая все лето с приглянув­шимся ей медведем, как сказал внутренний голос.
И вот вдруг я оказалась в теле боль­шой бурой медведицы-матери.
…Тихо шур­шат листья под моими лапами. Темная, почти черная шерсть свисает длинными спутанными прядями до земли.
Я пробираюсь через поваленные тол­стые стволы, по которым бегают кислень­кие муравьи. Приятный сырой запах при­тягивает меня. Огромные листья лезут в глаза, а впереди мягкий пушистый мох. Журчит вода, ведь рядом речка. Там сей­час много еды. Она скачет и бьется се­ребристыми спинами о камни (рыба).
Фу, какие назойливые мошки! Лезут в нос, глаза. Уррр-р-р.., мотаю головой.
А вот и та, которую я кормила так дол­го (дочка). Теперь она взрослая, совсем большая. Скоро у нее должны появиться малыши. Она будет кормить их и учить всему, чему я ее учила.
Ее мягкая темная шерсть спускается блестящими прядя­ми с морды, будто мокрая. Остальное тело ее покрыто более низким и жестким ме­хом цвета песка у реки. Этот мех так на­поминает шкуру медведя, который живет по соседству, и пахнет так же.
Это к нему меня что-то неодолимо тянет и влечет. Ох, как тяжело было с ним расставаться, когда начали желтеть листья.
Теперь моя родная медведица, которую я знала малышкой, и которая когда-то отделилась от меня (родилась) таскает ветки и листья в берлогу, чтобы было тепло, когда придет белый холод (снег), когда не станет нигде еды.
Еще когда только зеленели деревья (весной), я заставила ее вырыть себе бер­логу рядом со своей, чтобы было где спать в холода (зимой), но разрешила сделать небольшой лаз к себе, так что, теперь наши “спальни” соединяются этим узким и тем­ным проходом под землей.

Но как-то вяло она готовится к холодам, и в глазах ее я вижу мохнатого мед­ведя у журчащей воды. О нем тоскует, наверное. Не зря на нее заглядывались все местные медведи.
Но сейчас не время вспоминать то, что прошло. Впереди – холод и голод. Нужно много есть тех серебристых, что снуют в речных струях (рыба), нужно искать большие шишки, что падают сверху. В них есть твердые, но приятные на вкус орешки. Если набрать много таких шишек в берлогу, то холодная ночь (зима) уже не страшна. Если брюхо толстое и тяжелое, то долгий голод не страшен.
Глупая, она не понимает этого.
Я крепко зарычала, недовольная ей, подбежала и пихнула ее лапами. ...Оби­делась. Смотрит грустными черными глазами, мотает мордой. Но ведь впере­ди зима. Так будет лучше. Пусть пожи­вей готовит себе постель и набивает брю­хо.
Но что это там? Треск, шум у реки. И тут сквозь паутину веток ближнего кус­та я увидела его (медведя).
Мы недавно расстались. Свет­лый и крупный, сильный и мощ­ный, как скала, он стоит у воды. Это его шерсть растет на теле моей дочери. Он, что же, тоже забыл о холодах? Ничего не ест. Смотрит вдаль, зовет меня, словно вытяги­вает из мохнатого тела, дробит мелкие камни. Но я не могу вый­ти из своего укрытия, иначе мы еще долго не расстанемся.
Там, в уютной берлоге, когда снег засыплет все вокруг, от меня должны отделиться маленькие кусочки, беспомощные существа (медвежата). Они будут и его частью тоже, но он глуп и не по­нимает этого. Да и нечего пони­мать! Пусть спит себе и не ме­шает мне!
Вот он подпрыгнул, разверз­лась вода, фонтан брызг и тол­стая рыба оказалась в его пасти. Ух, какая жирная, аж слюнки текут. Давно бы так! Есть надо, а не бродить без толку.

Я пошла к себе. Нужно еще запастись сладкими кореньями, а их можно выкопать у воды.

Трав шевелится у болотной заводи. Ее яркие зеленые и уже бурые стебли лезут мне в глаза, что-то стрекочет, плюхается. Квакают мелкие бесполезные зеленые существа (лягушки), правда, иногда их можно съесть, если уж совсем больше нечего.
Но что это? Снова слышу треск и стук. Он несется к моим мохнатым ушам со стороны реки. Я выглядываю и снова вижу его. Он дробит камни, давит их, злится, зовет меня. Но скоро он забудет, наестся, ля­жет и уснет.
Я ухватилась за пучок травы и резко потянула на себя. Что-то булькнуло, и тра­ва осталась у меня в зубах. На ее конце висел толстый белый корень. С ним я и направилась в берлогу.
Хлесткие ветки цепляются за мою шерсть, кругом мелькают листья, хрустят ветки и сучья.
Впереди толстенное дере­во. Под его корнями - мое жилище! Там так уютно и тепло, а ведь раньше у меня его не было. Как хорошо, что я здесь, сей­час, теперь. Как хорошо, что того, что было, уже нет.
Его нет, по картинки прошлого вста­ют перед глазами снова и снова. Я вижу те огромные скалы и камни... Камни, они такие страшные, такие большие, а я совсем маленькая. И вот один из них сорвался и бежит вниз. Он бежит все быстрей и быс­трей. И страшный грохот раздается везде и во всем и крик.
И нет больше ласк, и нет больше той, которая была всем для меня (мать). Она не сможет больше встать и пойти со мной. Я ее не помню, но то чувство единой родственной связи, что я – ее часть, осталось до сих пор.
А тогда я не могла пошевелиться, ужасный камень отнял ее у меня. Он хотел ее съесть, но оставил недвижимой и не съел.
Наступила страшная тишина. Она на­висла со всех сторон, эти немые, безгла­зые, рыжие камни. Они и там и здесь, они везде.
Где-то слышится гул. Это они бегут. Снова бегут вниз. Я ненавижу их, но мне надо бежать, бежать хоть куда, только бы подальше от них.
И я побежала. Замелькали деревья и трава, забилось что- то большое в груди. Внутри что- то сжалось, и страх, затаенная тоска поселились с тех пор где-то внутри меня. Нигде нет спасения, я одна, а вокруг огромный мир. Эти скалы, камни, лес - все хочет поймать меня, съесть, загнать. Мне никто не поможет, никто не согреет меня, не обли­жет. Но я хочу видеть, слышать, чувствовать, я хочу быть, быть несмотря ни на что.
Я бегу все быстрей, и дере­вья бегут от меня все быстрей. Я ушла от тех камней и решила им отомстить когда-нибудь.
Каждый камушек, который встречался мне на пути, я старалась раздавить, сбросить или закопать, чтобы он не смог вырасти и стать большим, чтобы он не смог убивать.
Я помню те страшные дни, когда я хо­тела есть, но еды не было. Тогда я вспом­нила те коренья, которые давала мне мать. Я училась искать их сама и радовалась первым победам, радовалась тому, что до сих пор я еще есть, я еще чувствую. Затем, первый попавшийся суслик, и я поняла, что могу сама есть мясо, что могу стать сильнее и крупнее. Я стала охотиться, ис­кать коренья, рачков под камнями у ру­чья.
Тогда у меня не было места, где я мог­ла бы жить. И часто густые кусты, стволы деревьев защищали меня от ветра и дож­дя. Пока я была маленькой, я пряталась от других медведей, которые встречались на пути. Тогда я не сталкивалась с ними, но решила, что обязательно буду сильнее них, стану такой, как была она (моя мама).
Первый холод и снег я встретила в маленькой норке съеденного суслика. Там я провела во сне и забытьи долгое время холода.
Но когда зазеленели деревья, я снова пошла дальше по берегу встреченного ручья. Новые охоты приносили новые силы. Я чувствовала, как наливалось мое тело, как крепли лапы, и я попробовала прогнать какого-то молодого медведя.
Я резко вышла из-за кустов, но моя длинная шерсть зацепилась за кусты, и меня отбросило назад. Я снова рванулась и зарычала. Медведь испугался множе­ства веток и палок, шевелящихся на моем мехе, а они торчали во все стороны.
Так, впервые у меня оказалась настоя­щая берлога, правда, это больше была яма, заваленная бревнами.
Но тогда, как и сейчас, уже желтели листья, и раздумывать было не о чем.
В поисках пищи я бродила вокруг и грозно рычала. Я поняла, что всклокоченная шерсть и запутавшиеся в ней ветки пугают медведей, и я стала пугать их, чтоб добиться себе больше земли, а значит, больше еды.
Теперь рядом была река, а значит, рыба, и я становилась все больше и сильнее. До самых холодов я гоняла окрестных медведей и ела, ела, ела.
Перед тем, как повалил снег, я замети­ла, что у соседа хорошая земля (террито­рия), что туда часто приходит большое рогатое мясо (олени). Но сосед был си­лен. Его низкая светлая шерсть блестела и переливалась.
Я как-то встретилась с ним взглядом и представила ему себя в его владеньях, чтобы он знал, что я приду после холодов и выгоню его оттуда. Он же отреагировал как-то странно и не агрессивно.
Но я сдержала обещание, и как толь­ко растаял снег, и появились маленькие зеленые листочки, пришла туда. Его же нигде не было. А, думаю, боится! Я шла дальше и дальше, и царапала когтями деревья на его земле. Теперь они мои и мое то, что возле них.
Долго я ходила здесь, пока рыжий шар (солнце) не полез к себе в берлогу. Стало почти темно, я очень устала и легла под кустом. Как наступило забытье, я даже не заметила. Но вдруг что-то теплое обволок­ло меня и начало вылизывать. Как.., это она (мать)? Она здесь, она снова здесь! Как давно ее не было, и слезы покати­лись из моих глаз. Я боялась приоткрыть их, но все же сделала это. И... не нашла ее.
Кто-то все же продолжал лизать меня между ушей. Я вскочила и увидела того, кого хотела прогнать отсюда. Это был хо­зяин этой земли большой светлый мед­ведь.
Не успел гнев охватить меня, как я почувствовала запах мяса. Я так хотела есть, а туша лежала совсем рядом. К ней подошел медведь и заурчал как-то нежно. Я такого еще не слышала. А затем было насыщение.
Медведь не был агрессивным, он обнюхал меня, потерся о дерево, заурчал. Это он поймал то мясо и предложил его мне. Я хотела было снова подраться с ним, но не смогла. Его урчание и то не­забываемое воспоминание о матери “зап­ретили” это.
Я помню, как мы с ним охотились вместе. Он был так ловок и силен, что зашел спереди и чуть не поплатился за это. Страшные рога чуть не впились в его бок. Странное чувство охватило меня.
Он сейчас станет недвижимым. Нет! Этого не будет! Он такой сильный, жи­вой, он давал мне мясо, единственный после нее (матери). И теперь он станет таким же, как когда-то она. Но теперь я сильная, я могу не допустить этого. За мгновенье эти чувства и образы нахлы­нули на меня, и я прыгнула и вцепи­лась в шею оленя. Я держала его изо всех сил, вцепившись лапами, и мой большой медведь сумел увернуться. Он навалил­ся с другой стороны, и мы сделали мясо съедобным.
Ах, как потом болели мои лапы. Я не могла ходить, но он приносил мне поесть, ложился рядом своим мягким брюхом. С тех пор мы были с ним вме­сте. Он разрешил мне пометить часть деревьев на своей земле, и теперь эта земля стала моей.
Как было хорошо с ним! Но он все больше с грустью смотрит на меня и какие-то маленькие существа (медвежа­та) виделись мне в его глазах.
Они появлялись из-под земли рядом с медведицей в ее берлоге, когда кругом был снег, и медведица была уже с ними, а не со своим медведем.
Снова появились желтые листья, и нужно было делать берлогу, ведь та развалилась.
И вот здесь, где я теперь, под этими корнями, я устроилась на холодную ночь (зиму). И здесь впервые отделились от меня те, кого я видела в глазах медведя.
Они вышли из меня, а не на под зем­ли, как думал он.
Как хорошо, что появилось много медведей с тех пор вокруг, и все они - часть меня (мои дети) и эта дочка тоже живет здесь. И у нее появятся малень­кие существа, но и они тоже часть меня.
Медведь снова крошит камни там, у реки, как когда-то делала я, мстя за свою мать. Он - единствен­ный, кто понял тогда меня, кто помог мне.
Как хорошо, что он есть здесь, в этом лесу, где я размножилась в своих детях. Я все это сделала сво­ими лапами и зубами.
Пусть и она (дочь) тоже учит­ся так же. Никаких ласк, чтобы стать сильным, они не нужны. Пусть она живет и будет сильной.
Шелестели листья на деревь­ях, а берлога была теплая, пахла мхом и сухой травой, здесь у меня появится ма­ленькое существо. Оно тоже будет моей частью, а значит, частью ее, моей матери. И она все это видит, приходя иногда ко мне в полупрозрачном теле, и никакие камни не смогли убить ее.
Все осталось прежним: деревья, тра­ва, так же просыпается и ложится спать в свою берлогу рыжий мохнатый шар (Солнце), и теплое зеленое время сме­няет зимний холод и снег, но и его сно­ва сменит зелень деревьев. Снова будет шум реки и неразумные малыши.

...Тут вдруг я увидела большую бу­рую медведицу со стороны. Она сидела возле своей берлоги и задумчиво смот­рела на заходящее Солнце еще одного прожитого ею дня в этой бесконечно сложной и трудной жизни, выпавшей на ее долю.

Записала Валерия Кольцова

06.12.2014